Джек Харпер - рационал и логик, он совсем не из тех людей, что придают хоть какое-то значение мутным ночным шалостям подсознания. Но с того дня, когда останки Жнецов с гулом и скрежетом попадали на планеты Галактики, тело пронзила нечеловеческая боль, а мозг - тысячи кричащих в своей агонии диким звуком рвущейся жести голосов, ему иногда снятся странные сны, о которых он не рассказывает никому. Возможно, будь он обычным человеком, стоило бы прибегнуть к услугам психоаналитика - но в его случае этот вариант, конечно же, недопустим.
В этих снах он снова видит своё недавнее прошлое - словно кто-то прокручивает перед ним архивную стереозапись, каждый раз взяв новый ракурс. Снова переживает тот момент, когда задумался, в чем же именно будет заключаться в этой войне победа для Человечества. Без сомнения, изначально он поддерживал Шепард в её стремлении уничтожить угрозу - но еще с инцидента с Базой Коллекционеров стало понятно, что под словом "угроза" они понимают немного разные вещи. Для него более неактивный, обездвиженный, оглушенный, сломанный враг был ресурсом, источником знаний о чужих возможностях и приёмах - для неё же всё, что когда-то было врагом, принадлежало врагу и использовалось врагом, по умолчанию было подлежащей тотальному уничтожению мерзостью. Теперь, после всего пережитого, он стал лучше понимать, почему она рассуждала именно так. Но он всё еще не считает ошибкой исследование технологий Жнецов. Ошибкой была только недостаточная осторожность. И, вернись он назад, он не стал бы чураться их полностью, как делала она - лишь многократно усилил бы меры предосторожности.
Но тогда Жнецы оказались сильнее всех мер. Ведь он знал изначально, что опасно было исследовать их устройство, но всё же рискнул. Потом он помнил, что исследовать функционирующих Жнецов слишком опасно, но исследовал кажущихся мёртвыми. Позже исследовал и активных - издалека. Потом он подумал, что, возможно, их можно не только исследовать. Их, огромных, могущественных, почти что вечных, можно использовать. Или эту мысль, как и предыдущие подспудные шаги к безумию, шепнул ему тихий механический шорох в одном из тёмных углов подсозанания?... Он никогда не задумывался о том, что переживал в свои последние минуты Пол Грейсон, но теперь мог это представить. Нарастающие уверенность в своей правоте, отсутствие сомнений и рефлексии, исчезновение обычной самокритичности, странные упоение и предвкушение - чьи, чего?... Невозможность остановиться и посмотреть на себя со стороны. Задуматься. Задать себе вопросы.
Теперь в этих снах он смотрит на себя одновременно и изнутри, и со стороны и не устает поражаться тому, насколько невероятно, очевидно, жутко был тогда слеп. Как был уверен, что "Цербер" продуктивно работает, как обычно - не замечая, что многие сотрудники стали как-то больно молчаливы и часто смотрят в стену не моргая, пустым взглядом. Сам будучи одним из таких сотрудников.
Ему снится, как Жнецы говорят внутри его головы всё громче и чаще, но он не замечает их. Как однажды кожа вдруг слезает с лица, оставаясь на пальцах, и он стряхивает её ошмётки на пол слегка раздражённо, как будто бы это небольшое неприятное, но вполне рутинное неудобство. Как голубоватое мертвенное мерцание отражается в зеркальной поверхности обзорного экрана, а тело медленно, но верно разрывают прорастающие трубки, и это совсем не больно, разве что немного щекотно.
Каждый сон кончается немного по-разному. В какие-то ночи ему снится, что трубки и светодиоды замещают в его теле чуть ли не всё, что было в нём от человека, и он превращается в подобие одного из армии Жнецов - гигантского монстра, а потом приходит Шепард, и стреляет, снова и снова, кричит ему что-то о Жнецах, а он пытается ответить ей, что всё в порядке, всё под контролем, но из заросшего рта больше не вырывается ни звука. В какие-то ночи он вдруг оказывается на Цитадели, и не помнит, как попал туда, а потом много говорит, с кем-то спорит в странных апокалиптичных декорациях, в кого-то стреляет, и кого-то убивает - или же чувствует ужас и отчаяние, а сразу затем - как пуля пробуравливает голову, медленно и с трудом, как сверло, словно натыкаясь там, внутри черепа, на стальные преграды. А в какие-то ночи ему снится, что он кладёт на рычаги свои перевитые тонкими металлоорганическими жилами руки, и с них слезает последняя кожа, а потом и сами руки превращаются в пыль, и пыль смешивается с уходящим куда-то далеко столбом света, и он сам вливается в этот холодный свет, и свет поглощает его целиком, и скрежетливые голоса беззвучно торжествующе смеются, когда связи внутри него рвутся и разрозненные части его сознания, словно атомы, рассеиваются по черной равнине этого смеха.
Джек хорошо умеет смирять свои чувства, отлично умеет забывать то, что мешает ему работать - но хотя бы пять минут каждое утро после этих снов он тратит на то, чтобы успокоить дыхание и сердцебиение. Он никак не фиксирует эти сны, не возвращается к ним в мыслях, он выходит из своей спальни и из своего кабинета всегда непробиваемо спокойным и уверенным в себе - ведь покуда ничего не боится Призрак, ничего не боится и "Цербер". Такова доля лидера.
Но он помнит, как Шепард, очнувшись, говорила, что он погиб. Конечно же, он сказал себе, что она просто бредит. Но он и сам не вполне уверен, что из его кошмаров было на самом деле, а что нет. Что было реально, а что нет.
И не снились ли им двоим одни и те же кошмары.